Каэтана Ре Альби

- Тьфу! Мяка, я забыл передать письмо.

Рыжая девушка, сидящая на тюке с латами, подняла голову.

- Какое еще письмо?

- Да так, коменданту гарнизона Отваги. Меня попросили. Он будет ждать его с капитаном сегодняшнего ледокола… Слушай, сбегай, а. А я пока места займу в кубрике.

Сосредоточенно порывшись в подсумке, воин в гербовой накидке Серебряного Рассвета извлек оттуда конверт и протянул рыжей. Девушка подхватила жреческий посох, лежащий рядом на мостовой, заправила за уши выбившиеся с висков пушистые пряди.

- Как капитана зовут? И от кого письмо?

- Да просто скажи, кому, - отмахнулся воин. – Давай бегом, через полчаса эльфы отчаливают.

Рыжая умчалась. Ее спутник проводил ее глазами, ероша короткие, под шлем остриженные волосы – тоже мне, жрица… бегом еще носится, только что не вприпрыжку… И волосы зачесывает на правый пробор, чтобы спрятать широкую седую прядь надо лбом.

Мяка быстро протолкалась сквозь толпу, выбежала на причал, ловко уворачиваясь от грузчиков с неподъемными тюками на плечах, по трапу взлетела на ледокол.

- К кому? – хмуро спросил какой-то матрос.

- К капитану, - улыбнулась рыжая, показывая конверт. – Я вот письмо ему передам – и сразу обратно.

Матрос кивнул и отвернулся. Ледокол готовился к отплытию, к палубе спешно найтовили груз, туда-сюда сновали грузчики, механики и матросы, там что-то уронили, там заклинило брашпиль, там кого-то привалило тюком, и он костерил косорукого напарника на чем свет стоит… И острая, черная, внезапная игла холода в этой пестрой канители – боль. Рыжая резко остановилась, прислушиваясь.

Боль. Кому-то больно. Очень больно.

Замерла она, разумеется, на самом проходе, где на нее тут же налетели двое матросов со здоровенным мешком, завязанным в сеть.

- Да твою ж нелегкую, зар-раза…

Девушка шарахнулась.

- Ой, извините… А капитан ваш где?

- А вона, на полуюте торчит… да вон, куда смотришь-то? В синем мужик, с рапирой, уже на ют подымается. И это, рыжая, с дороги-то сгинь.

В общем, палуба ледокола за два часа до отплытия – не место для сосредоточений, это точно. Рыжая вздохнула и скользнула на ют. Капитан даже ни о чем не стал спрашивать. То ли часто так катал письма для коменданта крепости Отваги, то ли некогда было. Кивнул только и отвернулся к помощнику, стоящему рядом со штурвалом с картой на планшете.

На полуют жрица спустилась с другого борта. И тут снова возникло… не возникло – ударило! знакомое ощущение чьей-то боли. Рядом. Совсем рядом. Так резко, что у рыжей на миг потемнело в глазах. И тут же исчезло почти совсем...

Она остановилась и заставила себя прислушаться.

И рядом, между фальшбортом и тюками груза, что-то пошевелилось. Бесформенный ком седого пушистого меха, на который она сперва не обратила внимания, оказался человеком, скорчившимся в бухте такелажа и закутанным в плащ вместе с головой и лицом.

В плащ из зимнего волка – это по этой-то жаре!

И рыжая решилась. Опустилась на колени перед бухтой, положив рядом посох, коснулась рукой плеча незнакомца:

- Прошу прощения…

- Ну? – глухо, едва слышно донеслось из-под плаща.

- Вам больно. Я целитель. Позвольте мне оказать вам помощь.

Человек откинул меховой капюшон, отрывая лицо. Белое, белое, костяное лицо, серые губы, грязно-седые кудрявые волосы, собранные в растрепавшийся хвост… И белые глаза без зрачков – слепой лед, вмерзший в глазницы. В тени, падающей от груды тюков и фальшборта, эти глаза курились жидким, мертвым, призрачным светом, больше напоминающим туман.

Рыжая содрогнулась.

Пепельные губы на бледном лице перекосились в довольной ухмылке.

- Мне целитель не поможет. И крик не поднимай, капитан меня сам и пустил.

Жрица и не думала пугаться. Тем более – поднимать крик, вот еще глупости. Вздрогнула она просто потому, что не ожидала. Она чувствовала его боль, слышала глухой задыхающийся шепот и мелкое, частое дыхание, характерное для проникающих ранений в грудь. Мертвым не бывает больно. Они не хватают воздух губами, как рыба на берегу. Он ранен в легкое, этой ране не первый день. Если ему не помочь, он умрет - и какая разница, какого цвета у него глаза…

- Я помогу. Попробую помочь. Вы же не доберетесь до Борейской тундры живым, если…

- Я похож на живого? – угрюмо перебил рыцарь, исподлобья смерив настырную жрицу взглядом. Правда, взгляд вместо недоброго получился каким-то вопросительным.

Рыжая мягко улыбнулась  в ответ:

- Если вы не позволите мне помочь вам, то скоро не сможете дышать. И будете куда мертвей, чем сейчас, независимо от того, на кого считаете себя похожим.

Оказывается, пока он с ней препирался, девчонка со жреческим посохом уже успела раздобыть из сумки, висящей через плечо, небольшой острый кинжальчик, бинт, корпию, какие-то коробочки и склянки, разложить все это рядом с собой на куске белого войлока… Вот жрица закончила возиться, приподнялась, спокойным и уверенным, обыденным жестом отстранила от груди рыцаря его руки с зажатыми в них полами плаща.

- Куда вас? В грудь, в бок? В спину?.. Эй, кто-нибудь! Воды там нагрейте!

- Ты кто вообще такая? – хмуро спросил ее с юта помощник капитана. – И какого тебе…

- Лысого, с рогами, - нахально перебила девушка, даже не удосужившись обернуться. – У вас на борту человек умирает, а вы ухом не ведете! Распорядитесь подогреть воды, сделайте одолжение. Горячо не грейте, просто чтоб теплая была.

 На слове «умирает» помощник саркастически хмыкнул, но наткнулся на пустой, бесстрастный взгляд рыцаря смерти – и воздержался от замечаний. Ну их обоих к такой-то матери. И тварь эту проклятую, белоглазую, и сумасшедшую жрицу…

- А вы чего дожидаетесь? – рыжая строго взглянула на рыцаря через плечо. -  Рубашку снимайте. Если есть запасная, давайте не будем мучиться и эту просто разрежем. Есть? Или снимете?

Тот только хмыкнул.

- Ишь ты… Погоди, сниму, – рыцарь неловко скособочился, попытался выбраться из рубашки, но ветхая ткань поползла по шву, и он просто рванул ее, выругавшись невнятным шепотом. На груди обнаружилась грязная, окровавленная повязка. - Припарки эти убирай, не понадобятся. И Свет твой тоже мне не поможет.

- Разберемся. Сколько дней ране?

Жрица разрезала криво и слабо намотанную повязку, бросила на палубу, принялась осматривать широкую рану под правой ключицей, осторожно касаясь черных спекшихся краев. Темная, медленная, прохладная кровь ползла по неестественно белой коже словно бы нехотя, пропитывала собой комки корпии, даже не думая униматься. Рыцарь смерти сидел, не шевелясь, равнодушно смежив веки – ему было наплевать на возню рыжей девчонки. Устал он. Сдохнуть бы наконец…

- Сколько?

- Ну, четыре…

- Два ребра у вас перебиты. Разрезано легкое. Признаков заражения я не вижу, но в ране сидит обломок оружия.

Рыцарь приоткрыл глаза и хмыкнул. Развеселило его это, насчет заражения.

- Я заразы не боюсь. Сам зараза. Осталось там вроде что-то, да, а вытащить я не сумел.

Жрица кивнула. Взяла у матроса котелок с теплой водой, поставила рядом.

- Свет же не снимет вам боль?

- Нет. Да я ее и не чувствую… Не бывает мне больно.

- Врете, - уверенно сказала рыжая, заглянув в бледные глаза.

- Вру. Тащи уже давай.

Капитан ледокола с юта наблюдал за жрицей и рыцарем смерти, которого он полумертвым пустил на борт. Он чтил волю короля – белоглазые «новые союзники» равны прочим подданным королевства. Тем более, когда едва шевелятся… Попросил только поменьше маячить на виду у народа, чтобы никого не смущать. Хорошо, что молоденькая жрица рискнула тронуть его – ляд ведь его знает, что будет, если он тут от своей раны подохнет. А так, глядишь, и дотянет до Нордскола, после чего наконец-то сгинет восвояси.

Мяка тем временем вынула из груди рыцаря внушительный обломок железа – с пол-ладони величиной, зазубренный, опекшийся темной, смолистой кровью. А сам рыцарь даже не пошевелился, только мучительно оскалился на миг.

- Ого… Это чем вас? И кто?

- Орки. В Приозерье. В нагруднике сломалось копье-то. А ты что подумала?

- Ничего. Чем остановить вам кровь? Обычные средства не помогут ведь?

Рыцарь смерти покачал головой. Когда жрица вынула сидевший в груди обломок, кровь пошла у него горлом, отвратительно и страшно окрасив серые губы.

- Здесь и сейчас? Пусть железо калят…

Рыжая посмотрела на его, как на ненормального.

- Какое железо, вы с ума сошли? У вас же легкое разрезано! Чем еще?

- Некромантия, - в глазах рыцаря, в дымящемся льду, явственно угадалась насмешка. – Ну, или кровь.

- Кровь? Как это? – совершенно серьезно спросила девушка.

- А это, рыженькая, надо кого-то убить. Лучше, если не очень быстро… Я просто справиться ни с кем не смогу, видишь ведь, как меня отделали, а то сам бы давно уже…

Чего бы ни ожидал рыцарь смерти – омерзения, гнева, негодования, - он этого не дождался. Только темно-рыжие пушистые брови жрицы напряженно сошлись к переносице.

- Так, а что же нам с вами делать… Я, конечно, ничего не могу обещать, но попробую справиться. Давайте, садитесь поудобнее и расслабьтесь. Вы верите в Свет?

- Я паладином был, - хмыкнул рыцарь. – Заметно?

Рыжая принялась быстро и ловко зашивать рану, потом туго перевязала, как можно туже, чтобы прекратить доступ воздуха внутрь пробитой груди. Положила ладони на быстро набухающую кровью повязку, заставляя рыцаря смерти откинуться назад, на бухту троса.

- Это хорошо. Вспомните, как когда-то вы верили в Свет. Постарайтесь. У нас обязано получиться…

Само собой, он не стал ничего вспоминать. Ледяные глаза из-под полуопущенных век наблюдали, как разгорается в тонких пальцах жрицы золотое сияние… оно не ранило его, но и не грело, и все было зря, как он и ожидал… Рыцарь смотрел на замершую над ним девушку, на ее строго, почти страдальчески сомкнутые губы, на рыжие пушистые пряди, выбившиеся из прически у лба и висков – запрокинутое лицо в солнечном ореоле…

И ему стало теплей. То, что брал он до сих пор с кровью, принося противников в жертву себе самому, та самая жизнь, только отданная добровольно, без боли… теплая, хрупкая, непобедимая жизнь, которая никогда не иссякает, бесконечно порождая саму себя. Тиски, сжимавшие грудь последние дни, нехотя ослабили хватку, каждый новый вдох перестал быть подвигом. Осторожно, чтобы не спугнуть, рыцарь смерти взял жрицу за руки. Холодные бледные пальцы с сизыми ногтями сомкнулись на тоненьких запястьях. Не отпустить, не дать отстраниться, вобрать в себя как можно больше этого ласкового, невозможного золота…

- Каэтана!!

Голос воина в гербовой накидке взлетел над портовым гомоном, перекрыл его, будто отсек – не по возрасту бронзовый голос, привычный к шуму сражений. Жрица вздрогнула, мучительно нахмурилась, не открывая глаз… А рыцарь что-то понял – и бережно отстранил от себя теплые руки.

- Эй, рыженькая, что за рыло там орет? Это твой, нет?

Рыжая не услышала. Не поняла. Даже глаз не открыла – глубочайший транс, помноженный на потерю сил, держал ее крепко. Воин загремел по лестнице с юта на полуют. Следом спешил капитан ледокола, вполголоса поминая нелегкую, день, час, ненормальную жрицу, ее дружка-паладина и ублюдочный труп белоглазый…

Паладин поднял за плечи ничего не соображающую девчонку, повернулся и в буквальном смысле сунул в руки капитану. Тот взял ее и остался стоять столбом, как дурак – руки-то заняты, а народу вокруг плевать, народ его видит и носа сюда поэтому не сунет. Помощника же нелегкая унесла куда-то как раз четверть часа назад – поди докричись теперь, где он. А на помощь звать вроде бы пока незачем…

- Брайт… - бессмысленно улыбнулась рыжая Каэтана, но глаз не открыла.

Паладин выхватил меч, рыцарь смерти приглашающе ухмыльнулся ему черным окровавленным ртом, незаметно отвел руку в сторону, под плащ, брошенный у бухты такелажа…Сталь заскрежетала, столкнувшись со сталью, в лицо капитану пахнуло холодом, человек не удержал равновесия и попятился на пару шагов, отброшенный встречным ударом. А рыцарь утер с лица кровь и с усилием поднялся на ноги, держа наготове оружие.

Оружие у него было странное – похожее на чудовищных размеров меч с недлинным древком вместо рукояти. Полутораметровый клинок в две ладони шириной, косо срезанный на конце, древко в две трети клинка, массивный шипастый противовес вроде булавного навершия. На иссиза-серой стали ломались синие, злые, горящие росчерки рун.

Капитан посадил жрицу на ступени и побежал на ют.

- Эй, стражу сюда! – гаркнул он на все судно. – Бегом, недоумки!

Каэтана открыла наконец глаза и растерянно заморгала. Рыцарь смерти повторил, глядя на паладина:

- Слышь, рыженькая…Ты бы подальше отошла, а то задену еще. Я ж помирать-то не без музыки буду. Так этот ненормальный – твой? Или нет?

Паладин чуть было не глянул через плечо – но ведь не отвернешься же от проклятой нежити и ее помеси меча с алебардой!

- Э-ээ… Вы что творите? – рыжая наконец-то пришла в сознание. По-настоящему. – Брайт!

Брайт ударил еще раз, и рыцарь смерти вновь только отмахнулся клинком, со звоном оттолкнул светлый меч в сторону. Он ждал ответа.

- Прекратите немедля! Да, он мой друг! Брайт, ты-то чего взбесился?!

Жрица уцепилась за его локоть, потянула назад вооруженную руку, подставляя его под удар... только рыцарь даже не подумал ударить. Демонстративно перевернул оружие рукоятью вверх и накрепко загнал клинок в палубу.

Брайт дернул локтем, стряхивая руки Каэтаны.

- Ну, че встал? – с ухмылкой прищурился рыцарь смерти. Кровь струйкой тянулась с его губ по подбородку и шее, но пятно на повязке больше не расползалось. – Давай, руби, лучше ты, чем стража. Жалко только, рыженькая силы зря тратила… Слышь, рыженькая? Меня зовут Рик…Рихард Шегн меня звали. Запомнишь? А ты че таращишься, праведник? Руби! Руби, …ятский свет!

Рыцарь захохотал на весь притихший корабль, безумно скалясь, поперхнулся и закашлялся, выплевывая кровь. А паладин угрюмо молчал. Не мог он рубить безоружного, никому не угрожающего, с издевательским хохотом ждущего удара. Ну не мог, и все тут! Каэтана тут же воспользовалась заминкой и вновь повисла у него на руке.

- Я его лечила, Брайт! Он ничего не сделал, ты б разобрался сперва, потом за меч хватался! А теперь стражу позвали! Вдруг его…

Брайт нахмурился еще сильнее – и убрал в ножны меч.

- Ума б тебе, рыжая, хоть малую толику… Свет меня прости.

- Эй, на полуюте! Что у вас там?

Трое стражников в форменных доспехах взбежали по сходням на палубу. Забрала шлемов подняты, но мечи наголо – видать, тот, кого за ними послали, изрядно приукрасил происходящее на борту ледокола.

Рыжая уцепилась за локоть Брайта и с трудом поднялась навстречу стражам порядка. Тяжело оперлась на жреческий посох. Не даром обошлось ей спасение рыцаря, ох, не даром.

- Ничего, господа. Произошла ошибка. Этот рыцарь с нами.

- Да. Это я первым обнажил оружие. Я его… неправильно понял, - выдавил паладин под строгим, укоризненным взглядом жрицы. – Мы втроем сейчас же покинем судно.

А Рик снова разразился издевательским хохотом.

- Щенок ты, паладин. Она – святая, а ты щенок… хорошо хоть, не идиот. И чхал я, сколько тебе лет. Понял?

Все еще скалясь, рыцарь смерти влез в обрывки рубашки, застегнул у горла плащ, вырвал из палубы и пристроил за спиной свою диковинную алебарду. Бросил за плечо глухо звякнувший латами вещмешок. Выдернул из-за пояса ленту темной ткани, запел в голос и пошел прямо на стражников, на ходу завязывая глаза.

Каэтана побрела следом, опираясь на посох. Безумное, больное, надломленное веселье Рика напоминало ей открытую рану. Брайт проводил обоих мрачным взглядом и поднялся на ют за вещами, которые бросил там. Песня была старая, солдатская, запетая и затасканная до дыр – но в устах рыцаря смерти она вдруг показалась паладину чудовищным, издевательским откровением.

А не спеши ты нас хоронить,

А у нас еще здесь дела –

У нас дома детей мал мала,

Да и просто хотелось пожить…