Нарнаа. Осколки памяти. Часть вторая (продолжение)
Иногда в убежище приезжали караваны, дренеи не забыли крокалов и
привозили одежду, мясо и строительные материалы. Такие дни были
праздником для меня, хотя я не старалась особо попадаться на глаза
"незатронуым". Большинство из них относилось ко мне с опаской и мне
было неприятно и совсем не хотелось нервировать их. Но когда они
приезжали, появлялась работа отличная от обычной охоты, рыбной ловли и
собирания трав. Наш лагерь рос и палатки постепенно заменялись более
устойчивыми к болотному климату жилищами. В одном из таких караванов
однажды прибыли дренеи, которые задержались у нас на несколько дней,
всячески помогая разобраться с привезенным. Они не были похожи на тех
угрюмых послов Телредора, спешащих поскорее убраться из лагеря
зараженных, они шутили и всячески подбадривали сломленных. Все время,
что они находились в убежище, я наблюдала за ними из глубины лагеря, ни
разу не решившись приблизиться и поговорить. Мама видела это, и лишь
качала головой. Сломленные сначала недоверчиво относились к веселому
настрою этих дренеев, а затем и сами расслабились, некоторые даже
шутили в ответ. Я стояла в тени и наблюдала за спором дренея и
крокала, как нужно правильно строить каркас будущей палатки, чтобы она
не промокала и не завалилась от ветра, и вдруг что-то опустилось на мое
плечо. Вздрогнув, скосила глаза и увидела большую синюю руку с пятью
пальцами, принадлежавшую явно не крокалу. Я отпрыгнула, развернувшись в
воздухе лицом к немного опешившему дренею, встала в оборонительную
стойку, глядя ему прямо в глаза. - Ого, что это у нас за дикая прыгуана? - Дреней замахал руками, смеясь и всем видом показывая, что не опасен. -
Что тебе нужно? - За последнее время я не привыкла к такому
непринужденному обращению, и мне казалось, что где-то в этом отношении
подвох. - Эй, девчушка, убери этот взгляд, ты же меня убьешь.
Ничего мне не нужно, просто удивительно увидеть дренейку в лагере
зараженных. Ведь не мог я упустить такую красавицу в нашем караване? -
Он подмигнул и рассмеялся. Я встала прямо, не сводя пристального взгляда с дренея. - Да, я живу в этом лагере. Здесь моя мать. -
А почему ты прячешься тут? Мы ведь уже три дня как прибыли, а я тебя
только сейчас заметил. Кстати, меня зовут Моову. - Он протянул руку для
рукопожатия, широко улыбаясь мне. Очень хотелось ее пожать и не
только... Но я почему-то не сделала этого. Казалось, лишь одно это
движение убьет начисто мою решимость, и я не смогу больше здесь
оставаться... Моову постоял некоторое время с протянутой рукой, глядя мне в глаза и улыбаясь. Затем хлопнул в ладоши: -
Ну что ж дренейка-без-имени. Боишься заразиться моей улыбкой? - Он
рассмеялся. - А зря. Пойдем, поешь с нами хотя бы. - Не дожидаясь
ответа, развернулся и потопал в центр лагеря, где горел большой костер,
разгоняющий синюю мглу далеко вокруг. Я мгновение помедлила, но все же
сделала шаг за ним. Он подошел к костру, вокруг которого сидели
четверо дренеев из каравана, довольно вытянувших ноги после трудового
дня. Я, не решаясь подойти, встала поодаль, разглядывая их. Сколько же
прошло времени, что я не видела дренеев так близко и уже почти забыла,
как мы выглядим? Их лица излучали умиротворенность и немного ожидание
прекрасного ужина, из привезенного мяса копытня, которое жарилось тут
же на вертеле и уже начинало распространять свой умопомрачительный
запах на весь лагерь. Они заметили меня и по очереди повернулись в мою
сторону, заставив тем самым мой взгляд опуститься куда-то под ноги.
Подошел Моову, взял меня за плечи и подвел к костру. - Это
дренейка-без-имени. Она тут живет. - Он хихикнул, продолжая удерживать
меня за плечи, а другие дренеи заулыбались, и как минимум половина это
сделала искренне, глядя на меня, а не глупой шутке дренея по поводу
моего имени. - Ее зовут Нарнаа. И я очень советую не обижать ее. - Откуда-то из темноты к костру вышел Икути и поклонился дренеям. - И в мыслях не было, - запротестовал Моову, усаживая меня на бревно у костра. -
Хорошо. - Икути исчез так же как и появился. Никто из крокалов не
подходил к костру, все еще помня, что незатронутые боятся есть с ними
за одним столом. Хотя, похоже, эти дренеи не были бы против. - Нарнаа, значит. - Моову сел рядом и обвел взглядом своих товарищей. А эти... -
Не нужно имен. - Я оборвала дренея на полуфразе. - Все равно, если мы с
вами и увидимся, то очень нескоро, и вероятно даже не вспомним друг
друга. Дренеи недоуменно посмотрели на меня, кто-то хмыкнул, кто-то пожал плечами. -
А я их все же представлю. - Моову поочередно показал пальцем на
каждого, говоря имена: Хаалрун, Лаарто, Кессу, Дейлаан. - Тут еще Кууро
где-то бегает... - Он огляделся, но не найдя товарища, перевел взгляд
на меня. - Мы занимаемся тем, что доставляем провизию и прочие
необходимые припасы в лагеря... кхм... сломленных. Ну и помогаем им
всячески. - Дреней многозначительно обвел глазами друзей. - Орки,
кажется, покинули этот мир, говорят, они построили какой-то портал,
ушли туда и не возвращались больше. Возможно, скоро нам не придется
прятаться... Если тебя, конечно, интересуют новости. Я не ответила. В пламени костра вдруг отчетливо проступило лицо Каграша, а затем разрушенный Шаттрат, заваленный трупами. Меня захлестнули воспоминания и, видимо, я довольно долго просидела, не отрывая взгляда от костра, очнувшись лишь только когда Моову потряс меня за плечи. – Эй, задумчивая Нарнаа, еда готова. – Кто-то сунул мне в руки кусок безумно вкусно пахнущего мяса на плотном зеленом листе какого-то нездешнего растения. Проглотив еду, я ни слова не говоря, поднялась и уползла в свою палатку. Мамы там не было, наверное, тоже ужинала. Хотелось стать волком и протяжно и громко завыть на все болото. Через пару дней дренеи засобирались в обратный путь, и как я от них не скрывалась, Моову все же нашел меня неподалеку от убежища на озере, когда я ловила рыбу. – Пс. – Дреней выглянул из-за гриба и помахал мне рукой, подзывая к себе. Я воткнула свою палку для ловли рыбы в мягкий мох и подошла. Моову заглянул мне в глаза и взял за руку. – Мы уезжаем. – Ну и что? Дреней вздохнул и улыбнулся, будто маленькому ребенку. – Тебе не нужно оставаться здесь. Здесь тебе не место. – Моову потянул меня за руку, всем видом показывая, что настроен решительно забрать меня из лагеря. Я пожалела, что оставила палку у озера, попыталась выдернуть руку из крепкой хватки дренея, но он лишь улыбался. Я посмотрела ему в глаза, затем опустила взгляд, сделав шаг за ним, давая понять, что не буду сопротивляться. Он улыбнулся и повел меня к лагерю. Посмотрев вперед, я увидела, что навстречу нам идет еще один дреней, незнакомый, видимо тот, Кууро. Мелькнула мысль, что с двоими не справлюсь, и, не дожидаясь, пока он приблизится, я подняла уже расслабленную ладонь не ожидающего подвоха с моей стороны дренея, держащую мою руку и впилась в нее зубами. Моову от неожиданности взвыл, а второй дреней перешел на бег, услышав крик. Я воспользовалась моментом, выдернула руку и умчалась в грибную чащу, взобралась там на один из своих наблюдательных грибов и, дрожа, наблюдала за двумя дренеями, которые, тихо переговариваясь, немного поискали меня, а затем скрылись в направлении лагеря.
– Хочешь уйти с ними? – Обернувшись, я увидела маму, которая подошла сзади и наблюдала, как я провожаю взглядом уходящий караван. – Нет. – Я соврала, и она знала это. – Я никогда не оставлю тебя.
7.
Лежа в палатке, я слушала дождь, гулко стучащий по плотной ткани, и смотрела на вспышки света, на миг озаряющие все даже здесь, просвечивая через ткань, сопровождающиеся раскатами далекого грома. Жителей в нашем лагере стало меньше. И они вовсе не умерли... Они просто собрались и ушли одной такой же дождливой ночью. Я искала их несколько дней, но все следы смыл непрекращающийся дождь, и результатом моих поисков стала лишь лихорадка, свалившая меня на несколько дней или даже недель. Снаружи вдруг раздался высокий звон, будто что-то разбилось. Я бросила взгляд на соседнюю лежанку, где в беспокойном сне металась мама, и выбралась из палатки. Вспышка молнии на миг осветила все вокруг – это всего лишь с иглы сорвалась одна из ламп и разбилась о землю рядом с палаткой. Но я заметила кое-что еще. Где-то вдалеке тяжелые тучи осветились неестественным багровым светом и через несколько мгновений земля под ногами мелко затряслась. Дождь прекратился, тут и там вспыхнули разноцветные вспышки, освещая рассеивающиеся тучи. Послышался шум и невнятные голоса – крокалы выползали из палаток и завороженно смотрели на небо. Землю ощутимо тряхнуло так, что некоторые не смогли удержаться на ногах, а синюю болотную мглу вокруг окончательно разогнал багровый свет, выбивающийся из трещины размером в полнеба, которая все больше расширялась. Выползшие из своих жилищ сломленные завороженно смотрели на беснующиеся краски неба, и в их глазах был ужас. Следующий сильный толчок повалил всех в грязь, а вокруг мир будто сошел с ума. Вокруг падали лампы, закрепленные на грибах, рушились палатки и постройки. Я лежала лицом в вонючей жиже, и какая-то сила не давала встать на ноги, сердце бешено колотилось о грудную клетку, а голова готова была взорваться от все нарастающего низкого гудящего звука. Казалось, это состояние длилось вечность, но в какой-то момент все затихло и померкло. Открыв глаза, я обнаружила себя все в той же грязи. Рядом кто-то копошился во тьме, но никаких бешеных красок, просто обычная ночь. Правда и света от ламп не было, что наводило на мысль – это мне не приснилось. Поднявшись и постояв немного, унимая головокружение, я услышала голос мамы. Слова были неразборчивы, будто она говорила в бреду. Я нашла ее сидящей у нашей завалившейся на бок палатки плачущую и не понимающую, что происходит. Судя по звукам вокруг, половина многие из них чувствовали себя так же...
О той ночи в лагере напоминали лишь некоторые разрушенные постройки, которые пока так и не удалось восстановить. В остальном же все было как прежде: синий туман, который немного развеивали тусклые лампы, подвешенные на грибы вокруг лагеря, унылые ободранные палатки, поставленные без особого порядка тут и там – внешне ничего не изменилось. Но после этого небесного катаклизма болезнь некоторых крокалов начала прогрессировать. Все больше их бесцельно бродило по лагерю, уже не понимая, кто они, зачем они и что вообще это все такое. Мама все еще держалась, старалась делать вид, что ничего с ней не происходит, но печаль в погасших глазах скрыть было невозможно. – Ты должна уйти. – Сказала она однажды вечером неожиданно ясным и твердым голосом. Я взглянула на нее – обычный растерянный вид куда-то испарился, теперь она даже чем-то напоминала ту маму, которая когда-то называла себя дренейкой. – Нет. – Я посмотрела ей в глаза. – Я не хочу, чтобы ты видела, как мы все погибнем рано или поздно. Ты погибнешь здесь сама! – Она перешла на крик, затем ее плечи затряслись и поникли.
Я ползла по мху, не отрывая взгляда от скатоподобного существа, парящего неподалеку над редкими кустиками болотной травы. Если его мясо правильно приготовить, то оно вполне годилось в пищу. Тысячу раз я пожалела, что оставила в лагере свои лук и стрелы и сейчас располагала только длинным кинжалом, но упускать шанс поужинать мясом ската вместо обычной осточертевшей рыбы я не собиралась. Откинув все тревожные мысли, мучившие меня уже долгое время, я сосредоточилась на скате. Теперь остались только я, добыча и траектория, благодаря которой этот скат даже не поймет, откуда пришла погибель. Я присела, готовясь к прыжку, но животное вдруг замерло, а затем стремглав унеслось куда-то во тьму. Повернувшись на шум, спугнувший добычу, увидела пять сутулых фигур, идущих прямо на меня, хлюпая водой так, что слышно было далеко вокруг. Я встала во весь рост, преграждая крокалам путь. – С дороги! – Раздался скрипучий голос, в котором я узнала Наита, он обучил меня всему, что знал о травах и приготовлении отваров еще в самом начале, когда мы только прибыли в убежище. Но теперь, кажется, он начисто забыл меня. – Вы все сейчас же вернетесь назад. – Я опустила кинжал, который все еще сжимала в руке, чтобы выглядеть решительно, но не угрожающе. Но это мало помогло. Наит поднял большую крепкую палку, служившую ему посохом, и замахнулся на меня. Я не двинулась с места, глядя ему в глаза. – Прочь! – Наит почти зарычал, его глаза налились кровью, а во взгляде явно читалась ненависть. Вот тут я испугалась, ибо совершенно не ожидала такого поворота событий и такого поведения от крокала. Задерживать их было ошибкой, но теперь уже поздно. Тяжелое навершие посоха уже неслось к моей голове. Рефлекторно я вскинула кинжал, защищаясь, отвела дерево от своего лица. Наит по инерции последовал за своим оружием, и еле удержался на ногах. Остальные крокалы просто наблюдали, чем кончится схватка. – Наит! Прекрати! – Я попыталась увернуться от второго выпада, поняв, что сейчас лучше оставить их в покое и просто убежать. Но крокал, тщедушный с виду, оказался тяжелее меня, и, потерпев неудачу, размахивая посохом, просто прыгнул и свалил меня с ног. Огромная его трехпалая рука пронеслась перед глазами и затем все перед глазами померкло. Я лежала под чем-то очень теплым и тяжелым. Совершенно не хотелось открывать глаза и оказываться в суровой реальности, что наверняка меня снова окружила бы. Я и представить не могла, насколько окажется ужасной эта реальность. Решившись все же открыть глаза, я увидела лежащую на своей груди голову крокала и молочно белые глаза его смотрели прямо на меня. Он был мертв. И то тепло, что я чувствовала, было не чем иным, как синей еще неостывшей кровью. Не моей. Я выбралась из-под начинающего коченеть тела, прокручивая в голове события. Он бросился на меня, свалил с ног... Воинские ли инстинкты, случайность ли, но перевернув тело, я обнаружила свой же кинжал, торчащий из живота Наита. Других крокалов и след простыл. Весь ужас произошедшего дошел до меня, только когда я увидела стену нашего лагеря, и кровавый отпечаток моей руки уже украшал камень у входа. В глазах потемнело, голова пошла кругом и я поняла, что не могу сделать шаг за эту ограду. "Но это была случайность, случайность!" – кровь тяжело бухала в висках, дробя эти слова, а образ молочных глаз мертвого Наита не желал исчезать. Я убила крокала. Я убила дренея. Знакомый голос вывел меня из оцепенения. Голос мамы где-то в глубине лагеря звал меня. Я опустилась на землю, беззвучно заплакав, вытерла синюю кровь со своих рук о склизкую мокрую травку. Вся одежда была пропитана синей кровью. На ватных ногах, стараясь не попадаться никому на глаза, доковыляла до своей палатки и, откинув полог, увидела внутри Икути, склонившегося над моей мамой и что-то вливающего ей в рот. Палатка была освещена парой свечей, Икути повернул голову, пристально посмотрел на меня. – Ты ранена? Я замерла на входе, внутри меня что-то оборвалось, и я не могла ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Сломленный встал, довольно бесцеремонно втащил меня в палатку и усадил на лежанку. Мама села в своем углу и с тревогой взирала на меня. А мне хотелось лишь бежать, бежать отсюда подальше, бежать от бессмысленного взгляда мертвых молочных глаз... Сейчас на меня смотрели другие глаза. "Он знает, знает, знает". – Стучала в голове кровь. – Это была случайность... – еле слышно прошептала я, стараясь скрыться от пронзительного взора Икути. – Я не хотела. Не хотела! – Ты должна рассказать, что случилось, – Икути казался скалой, нависшей надо мной и угрожающей обрушиться. Я бросилась к маме, схватила ее за плечи и заглянула в глаза. – Прости меня... Я совершила ужасное. Затем ноги сами вынесли меня из палатки, я бежала прочь, бесконечно повторяя: "Прости, прости, прости..." Синяя кровь в этом мире была только у дренеев. Конечно, они должны были догадаться, что случилось. Я не могла заставить себя вернуться в лагерь, эта вина оказалась сильнее моего обещания. Мне хотелось лишь умереть, и я много часов бежала по болоту, не разбирая дороги, пока не упала ничком в небольшую лужу от усталости. Здесь я и погибну, если не от зубов болотных тварей, так от голода или ядовитых растений...
